Дженнифер Блейк - Обнимай и властвуй [Черное кружево]

Фелиситэ горящим немигающим взглядом следила за мелькающими в воздухе саблями. Она задыхалась, не в силах наполнить легкие воздухом. Девушка смутно догадывалась, что на ее глазах разворачивается великолепный поединок, но не могла оценить его по достоинству. Ее охватил безотчетный ужас, разрывавший кокон оцепенения, в который она себя заключила, и подбиравшийся к сердцу. Скрежет смертоносной стали вызывал у нее ощущение незащищенности, проникавшее в самую сокровенную глубину души.

Стоявшие позади нее гребцы оставались неподвижны уже в течение четверти часа, а опоздавшие зрители, выпрыгнув из лодок, застыли на месте, стоя по колено в воде, не обращая внимания на прибой.

Морган споткнулся. Он стал уставать, его лицо заметно побледнело, а рубашка сделалась мокрой от крови и пота. Пояс бриджей намок и окрасился в алый цвет. Теперь он парировал выпады противника уже не так чисто и начал мало-помалу отступать.

Желто-карие глаза Валькура сверкнули какой-то дьявольской радостью. Удвоив усилия, он шаг за шагом стал теснить Моргана, приближаясь к месту, которое давно приметил. Морган не мог видеть, что он постепенно отступает к коробке с пистолетами, наполовину скрытой тенью одного из баркасов и слабо поблескивающей в темноте полированной крышкой.

Поняв это, Фелиситэ взмахнула рукой в бессильном отчаянии, а потом опустила ее. Если Морган сейчас отвлечется, это может кончиться для него гибелью. Кое-кто из команды, судя по тревожному выражению на обветренных лицах, также догадался о замысле Валькура. Прибегнуть к хитрости, забыв о чести и правилах поединка, принятых в этом развращенном обществе, чтобы победить упорного противника, считалось вполне допустимым приемом. И любой, обладающий достаточной ловкостью, чтобы сохранить собственную шкуру, должен был к этому стремиться.

А что же Морган? Он, словно сорванный шквалом лист, продолжал отступать перед клинком Валькура, со звоном мелькавшим перед глазами. Казалось, он совсем выдохся и едва находил силы, чтобы крепко держать оружие. Одно неверное движение, и он, совершенно измученный, наступил на скользкую крышку деревянной коробки и, поскользнувшись, распластался на земле.

Со свистом втянув в себя воздух, Валькур напрягся и обрушил на Моргана смертоносный клинок длиной в целый ярд, стараясь угодить ему прямо в сердце.

Однако удар не достиг цели. Разгадав замысел противника, Морган приподнялся на локте и вскочил на ноги, прикрываясь взятой наискосок саблей. Клинки врезались друг в друга, рассыпая снопы огненных искр. Морган закружился вокруг соперника, наступая на него с нарастающей скоростью и силой, точно рассчитанными движениями уклоняясь от ответных выпадов. Рука Валькура разжалась. Выпавшая сабля, кометой сверкнув в воздухе, воткнулась в сырой соленый песок и осталась торчать там, подрагивая эфесом.

Морган тут же выпрямился во весь рост и приставил саблю к груди Валькура. Пристально глядя в его ошалевшие от столь невероятного поворота событий глаза, он спокойно произнес;

— Победа за мной, я думаю. Ты переоценил себя, приятель, и поплатился за это.

Прерывисто дыша, Валькур то и дело переводил взгляд с Моргана на Фелиситэ.

Капитан Бономм неожиданно выступил вперед, словно не в силах выдержать давящей тишины.

— Я объявляю вас победителем, капитан Мак-Кормак, если он не желает этого сделать. Кончайте с ним, дружище.

Не обращая внимания на француза, Морган задержал взгляд на побледневшем лице Фелиситэ, прежде чем снова опустить глаза на Валькура.

— Мне прикончить тебя, Мюрат, или ты ради твоей сестры попросишь у меня пощады?

Принять помилование от человека, которому сам только что в этом отказал, считалось бесконечно унизительным поступком, позорным проявлением безмерной трусости. Но Валькур решился на это без колебаний.

— Пощади, — прохрипел он.

Два баркаса вновь приближались к «Черному жеребцу». На одном, где находились капитан Бономм, Фелиситэ и Валькур, царило задумчивое молчание. С другого доносились громкие веселые возгласы, часто довольно непристойного содержания. Пираты поздравляли Моргана, заново переживая каждый удар недавнего поединка и вспоминая другие схватки между доблестными бойцами, свидетелем которых им довелось стать.

Фелиситэ нахмурилась, погруженная в свои мысли. Баркас уже подходил к бригантине, когда она поняла, что для нее не найдется места на борту судна. Даже если оставить пока статью соглашения, запрещающую ее нахождение на корабле, ей все равно будет негде спать, кроме как в одной каюте с Валькуром, чего она просто не могла представить теперь, когда не стало Ашанти.

— Капитан Бономм, — обратилась она к французу, — простите, но я должна просить вас вернуться и высадить меня на берег.

— Прямо сейчас, ночью? Это будет очень невежливо с моей стороны. Я не могу пойти на такое.

— Но ваши статьи насчет женщин…

— Нам удавалось обходить их раньше на короткое время. Не будет беды, если мы сделаем это еще раз.

— Мне но найдется у вас места, — возразила она.

— С учетом того, что случилось, я могу понять ваше нежелание оставаться с нами. Но я прошу вас не переживать. Мы отыщем для вас койку… где-нибудь.

Гребцы все равно не стали бы поворачивать обратно без приказа капитана. Сейчас они уже положили на планшир длинные весла, и шлюпка тихо заскользила вперед, приближаясь к борту судна, которым раньше командовал Морган. Фелиситэ поймала себя на мысли, что ей хочется, чтобы Бономм оставался рядом, что ей нравится его хрипловатый голос, когда он обращается к ней.

— Я, наверное, должна отблагодарить вас, — сказала она.

— Не надо. В этом нет необходимости. Ведь мы же друзья, верно? — Бономм протянул руку и обнял ее плечи небрежным ласковым жестом.

— Да, конечно, — ответила она, отодвигаясь в сторону.

— Вы совсем озябли, дорогая, и на вас все то же платье, в котором вас вытащили из воды. Мы сделали большую глупость, не позволив вам переодеться. Нам здорово повезет, если вы не погибнете от тропической лихорадки, будь она трижды проклята!

— Со мной ничего не случится. Волосы уже почти высохли.

Бономм потер руку Фелиситэ, а потом крепко прижал девушку к себе, не обращая внимания на ее попытки вырваться из объятий.

— На бригантине я видел медное корыто в капитанской кабине. Я прикажу нагреть для вас воды и дам вам немного рому. Это поможет вам сохранить здоровье.

Как она могла отказаться? Без рома еще можно было обойтись, но корыто с водой! Бог даст, там найдется еще и мыло.

Мыло действительно нашлось, хотя оно оказалось самого низкого сорта, грубое от щелока, с таким запахом, что годилось скорее для того, чтобы драить палубу, а не мыть нежную кожу. Тем не менее Фелиситэ чувствовала себя словно в раю. Потом она еще подумает, как уклониться от пылких ухаживаний капитана, сейчас же она в первую очередь решила вымыться.